Ольга Соколова — о cвободе быть собой, не бояться критики и пробовать новое

— Как выглядит ваш типичный день?

— Я просыпаюсь в семь утра и первые десять минут лежу с красной LED-маской на лице — вижу от нее эффект: уменьшается отечность и лицо выглядит так, словно я только что занималась спортом, — бодрое и подтянутое. Затем я встаю, кормлю ребенка, собираю его в школу и занимаюсь своими утренними делами. Перед работой я могу прогуляться или как минимум зайти в «Азбуку вкуса» за кофе, сесть на лавочку у дома и настроиться на день, представляя, что у меня все получится, я успею сделать все запланированное, и день пройдет удачно. Такие визуализации я практикую не всегда, но люблю, когда на это есть время.

Мой типичный будний день проходит в формате звонков и встреч. Я живу по будильнику: почти на каждый час у меня стоят напоминания о подключении к очередному звонку. Не могу порекомендовать такой подход, но пока ничего лучше не придумала. Также со мной всегда тетрадь со списком дел. В ней две колонки: слева — рабочие задачи, например, ответить кому-то, написать текст, подготовить презентацию; справа — личные дела. Вечера я провожу дома с 11-летним сыном. Это обычный распорядок. Однако важно учесть, что я живу в Москве, а руковожу сетью клиник в других городах, поэтому два дня в неделю я провожу вне города. Завтра, например, в семь утра я встану, к восьми пятидесяти вылечу в Казань, где проведу полтора дня, и вернусь в Москву.

— И как часто у вас такие перелеты? 

— Примерно три недели из четырех. Не могу сказать, что мне нравится такой режим, делить жизнь между городами я не планировала. Но и переезжать из Москвы я не хочу — здесь живут все мои любимые люди. Я адаптируюсь: всегда езжу в аэропорт на своей машине, потому что за рулем я отдыхаю, это мой тип медитации. В дороге ко мне приходят ответы на вопросы, иногда даже видения. К тому же я живу недалеко от Шереметьево — ровно сорок минут без пробок, знаю идеально дорогу и все нужные пути в аэропорту. Поэтому за всю жизнь я опоздала на самолет только один раз.

— Как в таком графике удается соблюдать пресловутый work-life balance?

— Шерил Сандберг, операционный директор Facebook, которая входит в списки самых влиятельных женщин, в своей книге говорит: «There's work, and there's life, and there's no balance», — существует работа, и есть жизнь, но не баланс между ними. У меня есть ряд правил, которые я строго соблюдаю, — например, никогда не летаю ранними рейсами. Первый год в «Скандинавии» я ездила на «Сапсане» в пять сорок утра, хотела уложить ребенка вечером и к девяти утра быть на работе. Больше я так ни за что не буду делать. Из других обязательных моментов — спорт по утрам понедельника и вторника. Это почти неприкосновенное время. Обычно я подстраиваю все так, чтобы не пропускать тренировки. Бывают только очень редкие исключения, как, например, сегодняшняя съемка. 

Я никогда не открываю компьютер после восьми вечера — просто не хочу. Все, что можно делегировать, я делегирую. Ну и вообще жизнь стала легче примерно на третий или четвертый год управления «Скандинавией», когда основные процессы наладились, команда стабилизировалась, и многие рутинные задачи стали понятными. Например, перед презентацией бюджета акционерам я не перепроверяю отчет, потому что полностью доверяю команде.

Кроме работы я добавляю в календарь вещи, которые приносят мне радость: сейчас хожу на уроки вокала и курсы сторителлинга. Я почти не работаю по выходным. Вместо этого делаю другие важные для себя дела — например, веду свой YouTube-канал. Мы регулярно выпускаем ролики почти год, и это занятие ассоциируется у меня исключительно со счастьем. YouTube — единственное пространство, где я занимаюсь творчеством без обязательств и начальников. Каждый раз после съемок я несколько недель чувствую прилив энергии, и это отражается на всех других делах. 

— Вдобавок приятно получать теплый фидбэк на видео?

— Конечно. Правда, я сама не пересматриваю свои видео и не читаю комментарии. Но команда часто присылает мне приятные отзывы, а друзья и близкие говорят их лично. Я даже завела для себя закрытый канал, куда сохраняю все хорошее о себе, — думаю, что будут дни, когда мне окажется полезно все это перечитать. Разумеется, делать что-то, что нравится людям, — приятно. Возможно, если бы YouTube не нашел свою аудиторию, у меня не было бы этого ощущения тотального счастья и радости.

— Вы писали, что научились разделять себя и работу. Как у вас получилось?

— На это ушел год психотерапии. Я сейчас не преувеличиваю — я начала заниматься с терапевтом в январе двадцатого года и первые пятьдесят сессий по часу раз в неделю мы разбирали только одно — как отделить мое самоощущение от успехов на работе. Это было непростое время — пандемия, карантин, мы несем огромные убытки… И все это время я пытаюсь понять, имею ли я право относиться к себе хорошо во время неудач в работе. Я буквально помню, как примерно на пятидесятой сессии внутри меня что-то щелкнуло — пришло понимание: я гораздо больше, чем события, которые со мной случаются. Мои роли в жизни — словно одежда, которую можно менять.

Например, у меня есть любимое «платье» — роль мамы. Есть роль генерального директора, роль подруги, роль женщины и еще множество других. В том числе на работе у меня несколько ролей: я могу быть строгим или вдохновляющим руководителем, требовательным начальником и даже единственной женщиной-гендиректором в корпорации — в этой роли я могу позволить себе поднимать темы гендерного дисбаланса. Теперь я понимаю, что, даже если какая-то из ролей пошатнется, меня это не уничтожит, ведь я — намного больше, чем любой из «нарядов». Но исследование себя — это всегда процесс, и я его продолжаю.

— Вы сказали, что можете быть разным руководителем. Но если преимущественно, какой вы начальник?

— Прежде всего очень свободный — я даю команде много пространства, принятия и поддержки. Мои топ-менеджеры знают, что я никогда не контролирую их местонахождение и не меняю их планы в последний момент. Я всегда стараюсь, чтобы об успехах команды узнали акционеры, рынок, YouTube, Telegram — все. 

Я обожаю, когда коллеги проявляют креативность, поддерживаю любые их авантюры. В нашей команде приветствуются бурные дискуссии — это иногда приводит к хаосу, и нас даже, бывало, обвиняли в том, какие мы «орущие и бегущие», но это часть нашей общей «мелодии». Мы давно работаем вместе и создали уникальную корпоративную культуру, которая существует как отдельный живой организм. Я на него уже почти не влияю.

А еще, будучи руководителем, я всегда на стороне людей. У меня есть принцип: если сотрудник решит уйти, я дам ему честную рекомендацию и помогу в поиске новой работы. Были случаи, когда меня просили дать отзыв, а я подключала своих знакомых, писала в компании вроде McKinsey и другим партнерам. Я всегда сделаю то, что будет хорошо для человека, даже если мне лично это неудобно или эмоционально сложно, даже если мне придется из-за этого пойти к психологу. Бывало и такое, что я отговаривала человека уходить в плохое место и вместо этого искала среди знакомых ему другую работу. Я надеюсь, что люди знают, что они мне важнее системы. Вернее, я уверена, что счастье каждого отдельно взятого человека делает всю систему сильнее.

— Получается, что у вас очень доверительные отношения в команде, ведь для того чтобы прийти к начальству и сказать, что только планируешь уходить, нужно ему доверять.

— Я не думаю, что у меня есть 100% доверие со всеми, и, конечно, бывают разные эпизоды. Иногда я узнаю от друзей по бизнесу, что кто-то из моих сотрудников проходит интервью в другой компании. Но даже тогда я не скандалю, не паникую и не увольняю человека, а просто инициирую разговор. Мне и не нужно абсолютное доверие — важно, чтобы мы работали в среде, где можно хорошо проводить время и развиваться. Ведь корпоративный мир и любая интенсивная работа — это огромная часть нашей жизни, где мы находим друзей или даже партнеров. Например, недавно одна наша сотрудница вышла замуж за коллегу. На работе мы переживаем самые разные события: радости и горести, беременности и болезни. 

Поэтому мне обидно, когда люди видят работу как место, где «отсиживаешься» с девяти до шести и просто ждешь зарплаты. Компания — это колоссальный пласт для творчества, развития, дружбы, флирта, проявленности. Да даже для того чтобы носить красивые вещи! (Смеется.) Вот я обожаю интересную одежду. Помню, когда работала в McKinsey, частью жизни были красивые костюмы, платья, каблуки. Работа тогда была более офисной, много высокоуровневых встреч, где хотелось выглядеть нарядно. Это тоже важная часть, особенно для женщины: в этом много радости и творчества. Правда, сейчас, когда я работаю удаленно из Москвы, мне не хочется наряжаться — ну кто меня тут увидит? Разве что бариста в кофейне у дома. А выбирать образ, чтобы просто выйти на улицу, — это какой-то следующий уровень, я до него пока не добралась. 

— Вы упомянули канал, где собираете позитивный фидбэк о своей работе. О похожем инструменте рассказывала другая наша героиня Дарья Золотухина. Она же продвигает идеи эмпатичного лидерства, которые пересекаются с вашим подходом. Но как в этой парадигме не превратиться в психолога своей команды?

— Вопрос действительно сложный, и мы все этому учимся. Я воспринимаю это как одновременное удержание нескольких позиций или расширение внутренней емкости. То есть я помню о финансах, задачах и стратегии, но при этом я веду разговор с открытым сердцем. Иногда я буквально визуализирую, как моя грудная клетка раскрыта, и оттуда исходит тепло, создающее связь. Возможно, я звучу странно, но такой прием действительно позволяет мне наладить контакт с собеседником. Я много работаю с визуальными практиками и могу также представить себя как дерево, корни которого устойчиво уходят в землю, а крона растет высоко. 

Я всегда запоминаю, что происходит со мной в любой момент. Грубо говоря, со мной параллельно всегда существует некий подстрочник, фиксирующий все без осуждения: что я говорю, что вижу, что чувствую. Я могу одновременно испытывать сильные эмоции — разрушение, зависть, злость, грусть и так далее — а параллельно фиксировать: «О, Оля сейчас чувствует вот это». Кстати, ведение канала помогает в развитии этого навыка. Потому что вечером я могу объемно отрефлексировать день и высказать свои выводы в Telegram. Иногда я размышляю: «Сегодня была очень необычная и сложная встреча, очень сложная, а параллельно у меня что-то случилось, но я с могла не разрушиться, а присутствовать и провести важные переговоры. Значит, я вышла на новый уровень, и я — молодец». Но даже если прогресса нет, это не страшно, но это тоже важно заметить. 

— Кстати, насчет вашего канала. Помню, вы ставили себе задачу выкладывать посты каждый день в течение ста дней. Что вам дает эта практика?

— Я постоянно пропагандирую телеграм-каналы и любое другое публичное проявление себя и своего мнения. Первое, что мне это дает, — возможность отрефлексировать собственный опыт. Я это представляю так: в моей сумке лежит миллион разных бусинок — идей, которые я могу осмыслить и превратить в микроисторию. Завести канал в YouTube я смогла, только когда поняла, что накопила пятьсот разных бусинок, и теперь, какую бы тему мне ни дали, я способна достать десять подходящих бусинок и в течение тридцати минут, в потоке, рассказать о них на камеру. Этот навык я приобрела, как раз потому что почти три года каждый день писала посты. 

Второе, что дал мне телеграм-канал, — способность к открытости. На первых порах проявляться было очень страшно. Я буквально испытывала физическую боль и ощущение уязвимости. Бывало, что после того как я опубликовала откровенный пост, у меня болело тело или не получалось нормально спать. Навык открытости дает мне фантастическую броню — я уже призналась миру во всем, в чем смогла, и присвоила себе все свои стороны, сделала это честно и спокойно. Я в целом мечтаю выглядеть как женщина, которая все про себя знает: что она и красивая, и некрасивая, и взрослая, и нет, и успешная, и не очень, и добрая, и иногда совсем недобрая; что она может завидовать, осуждать, а может помогать и поддерживать. В таком случае никто не сможет упрекнуть меня в том, что я, например, недостаточно уверенная в себе, — я это и так знаю, меня этим не удивить. 

После проработки всех этих моментов становится немного спокойнее жить. Приступая к любой задаче, ты осознаешь, что она может получиться, а может и нет, но это не критично, потому что ты жила до этой задачи, и будешь жить после, и сделаешь еще много чего классного. 

— Можно назвать это синонимом свободы?

— Видимо, да. Свобода быть собой, не бояться критики, пробовать новое, идти своим путем. Я вижу, как многие коллеги, особенно те, что помоложе, боятся высказывать свое мнение. А ведь это тоже навык, который нарабатывается с опытом. Когда мы пишем, мы заставляем себя формулировать мысли, доводить предложения до точки. Дальше становится проще подавать голос во время корпоративных встреч, задавать вопросы, не соглашаться.

— Такое интенсивное взаимодействие с людьми требует много энергии. Что делать в те дни, когда ее нет?

— Тут мне сложно ответить, потому что моя роль позволяет разрешить себе отменить встречу и ничего не делать. Но я все равно буду ощущать за это вину. Я до сих пор не избавилась от угрызений совести, если потратила день, не сделав ничего полезного. Поэтому давать советы тут не могу. Но что могу точно сказать, так это то, что наша жизнь, настроение и состояние цикличны, особенно у женщин. Это нормально, что в одни дни мы лежим без движения, а в другие можем горы свернуть. Конечно, можно себя заставлять, но результат и близко не сравнится с тем, что мы получим на пике. Поэтому я уважаю спады и знаю, что на максимуме возможностей получится сделать то, что прокормит меня идеями и результатами во время следующего упадка. 

А еще у меня есть трюк, который помогает обманывать мозг. Я разрешаю себе сделать только три дела из списка. И в тот момент, когда я начинаю вычеркивать выполненные задачи, откуда-то появляется ресурс еще на три. Конечно, в таком состоянии не получится с нуля подготовить масштабную презентацию, но закрыть какие-то рутинные задачи — вполне. 

— Рассказывая про свой карьерный опыт, вы часто акцентируете внимание на роли женщин в бизнесе. Какие особенности женского лидерства вы замечаете?

— Недавно я читала американскую книгу о женщинах в бизнесе, и там было одно интересное наблюдение, с которым я согласна. В книге говорилось, что мальчик впервые слышит обидные слова (вроде «дурак») примерно в шесть лет, — мальчишки часто обзываются и играют грубо. Моему сыну одиннадцать, и они с друзьями друг друга называют по-всякому, это будто их язык любви. А девочка обычно впервые слышит, что она «дура» или «неудачница», лет в двадцать пять, на работе. Я тоже испытала это на себе и помню, как разрушающее действовала критика. Большинство женщин могут вспомнить подобные моменты — слезы в туалете после критического фидбэка или внутренний кризис из-за резкой обратной связи.Я до сих пор замечаю, как на детских площадках мальчикам позволяют шуметь, лазать по деревьям и прыгать в лужи. А девочек ограничивают: «Аккуратно, не помни платье». Это напрямую влияет на смелость и готовность рисковать в будущем. 

Есть и другая сторона. Я часто говорю, что больше всего устаю видеть в бизнесе громких, перебивающих маскулинных мужчин старше пятидесяти. В российском топ-менеджменте этот стиль поведения крайне распространен. Если же женщина проявит себя так, ее наверняка сочтут «громкой стервой», еще и добавят что-то про трудности в личной жизни. А дальше нарастает комок: хотеть отношений, семью — это нормально, но мы часто так боимся проявлять себе на работе, потому что есть стереотип, что громких женщин мужчины не любят. И мне бывший муж, бывало, говорил дома: «Выключи менеджера». Это женщины готовы жить с мужчиной-менеджером, потому что он сильный и она с ним в безопасности, а мужчины в среднем хотят быть рядом с мягкой спутницей. Подсознательно нас всех это сковывает. 

Мы с подругами недавно обсуждали, что всегда внутренне боимся, что если станем слишком успешными, то не найдем мужчину или разрушим брак. Этот страх иногда настолько велик, что женщины могут бояться, например, просить себе повышения зарплаты, чтобы не оскорблять своего мужчину большими заработками. Этот гигантский пласт стереотипов в обществе влияет на каждую из нас и на всех в целом. 

— Получается, нам остается только ждать глобальных перемен в обществе?

— Ну давайте начнем с того, что мы уже живем в лучшее время из возможных. Женщины могут носить кроссовки, выходить в свет с бойфрендами на пятнадцать лет моложе и получать одобрение. Мы можем носить костюмы, но при этом нам уже не обязательно выглядеть маскулинно, чтобы заявлять о себе. Например, недавно я была на конференции, где стояла на сцене в тиаре-кокошнике, просто потому что мне нравится эта тиара и для меня это некий стейтмент. А вот мужчина, наверное, не сможет себе позволить прийти в лаптях! (Смеется.) Наши дочери будут жить уже в совершенно другом мире. Даже девушки, которым сейчас лет двадцать, — абсолютно другие. Я уверена, что будут женщины-президенты — и Америки, и России. Не знаю, через тридцать лет или через десять, но это точно случится. 

Я чувствую свою маленькую миссию в том, чтобы передавать эстафету. Помню в McKinsey мне очень хотелось увидеть ролевую модель — успешную женщину-директора, которая к тому же любит моду и стиль. Мы с подругами всегда обменивались восторженными комментариями о таких примерах. Кому-то, например, важно наблюдать пример успешной, но нежной женщины или мамы троих детей, а для кого-то, наоборот, ценно найти образец в виде разведенной женщины. И поэтому своей миссией я вижу рассказывать, что можно жить в успехе и радости. А самое главное, что такое пророчество ты накладываешь еще и на себя, — ну как я могу не радоваться, если я всему миру обещала.

— Какой совет вы могли бы дать женщинам, которые сейчас только в начале своего карьерного пути?

— Мне нравится думать, что абсолютно все в нашей жизни — это навык. Да даже нравится мужчинам — это навык. Можно научиться красиво выглядеть, хорошо получаться на фотографиях — если вы сделаете пятьсот фотографий, то на четыреста пятидесятой поймете, как вам стоять и как улыбаться. Полюбить спорт — это тоже навык. И строить карьеру — это навык, зарабатывать деньги — тоже навык, который, кстати, может быть вообще не привязан к карьере. 

Практика видеть везде возможности для получения новых навыков и воспринимать все новое как что-то, что можно освоить, — спасает нас от уныния и чувства предрешенности.