Екатерина Кононенко — о неидеальных продюсерских буднях

— Екатерина, вы, насколько нам известно, из киносемьи. Как рано кино появилось в вашей жизни и когда вы поняли, что хотите связать свою жизнь с кино? 

— Я активно путешествую по съемочным площадкам с двенадцати лет, и в этом возрасте заложилась моя любовь к кино. Уже тогда я поняла, что хочу им заниматься, других вариантов не было. В итоге я поступила на сценарный факультет — мне казалось, что это самый доступный способ попасть в индустрию, потому что я всегда много писала и у меня это получалось.

— А какой была ваша первая работа в кино? 

— Летом, когда я только поступала в институт, пошла работать помощником режиссера — тем человеком, который щелкает хлопушкой перед кадром. Уже учась в институте, я успела поработать ассистентом в кино и рекламе, а после выпуска несколько лет работала режиссером на телевидении.

Попадая в хороший киноуниверситет, вы поначалу изучаете все аспекты кинопроизводства: сценарное дело, режиссуру, операторскую работу. Это дает разнообразие в выборе профессии, которой вы будете заниматься впоследствии. У меня, как видите, получилась разнообразная карьера: от помрежа до генерального продюсера. Но я считаю, что для меня это был органичный рост — мне трудно было бы состояться как продюсер, не примерив на себя другие роли, не понимая этапы создания кино досконально.

— Как на ваших глазах менялись индустрия продюсирования и, в частности, ваш продюсерский трек? 

— Во-первых, кино очень тесно связано с технологиями — и чем больше их становится в самом кино, тем больше становится продюсерских направлений и задач. 

Что касается меня лично: в начале я занималась организацией съемок, контролем их проведения, бюджетами, но сейчас намного больше решаю творческие задачи — я принимаю участие в концептуальных художественных решениях фильма. 

— Как часто вам приходится отказывать людям, которые предлагают вам проекты на продюсирование?

— Отказывать приходится очень часто. И дело не в моих предпочтениях — внутри моей продюсерской компании есть какие-то договоренности, которые основаны не только на моем мнении. Например, мы для себя решили, что не будем заниматься тяжелыми жанрами. Когда мне поступают такие заявки, я просто честно отвечаю, что это не наш формат. 

Хоррор, например, достаточно технический жанр — на мой взгляд, в нем все держится на четко выверенных эмоциональных качелях. А вот смешная комедия намного сложнее — но тем интереснее искать такие проекты и работать над ними.

— Были ли у вас самой проекты, которые приходилось отстаивать? 

— Я прямо сейчас снимаю такой фильм — «Дорогая, я больше не перезвоню» — мы отстаивали его три года, прежде чем запустить производство. Это сценарий Саши Фомина, с которым мы уже делали «Молодого человека». Когда я увидела текст, у меня загорелся глаз, но это большое, сложное и необычное кино. Мы трижды носили питч в Фонд кино, и, несмотря на то что после первой защиты у нас появились партнеры, нам трижды отказывали. 

Мне кажется, проект «Дорогая, я больше не перезвоню» одобрили, потому что подошло правильное время, — например, в прошлом году мы пересмотрели концепцию и поняли, что будем делать кино, используя LED-экраны и нейросети. В итоге складывается первый в России фильм, где настолько масштабно используются виртуальные декорации. Так что я даже рада, что проект не одобрили сразу, — три года назад еще не было технологий, которые сейчас играют в нашем производстве центральную роль.

— Существует стереотип, что люди помнят имена режиссеров, но не читают в титрах имена продюсеров. У вас случались моменты, когда вы чувствовали, что ваш труд недооценен? 

— Только если в самом начале карьеры. Сейчас попросту другие мотивации — мне намного важнее делать то, что мне нравится и хочется, а не искать одобрения. К тому же не могу сказать, что имена режиссеров помнят больше, чем продюсеров. Вот вы много знаете российских режиссеров, на чьи фильмы точно бы сорвались в кино? 

— Ну, Рената Литвинова. 

— Она не снимает уже. А есть, например, Леша Нужный, который снял «Огонь», «Бременских музыкантов», «Я худею», — о фильмах многие наверняка слышали, но имя режиссера остается неизвестным. У нас на слуху только Тимур Бекмамбетов — какая тут конкуренция между режиссером и продюсером в титрах может быть.

— Будучи продюсером, вы наверняка часто работаете в напряженных условиях. Как начинается и заканчивается ваш день? 

— У меня нет какой-то волшебной системы — я не из тех, кто пьет оздоровительные коктейли и потом порхает до вечера. Все всегда по-разному — мне намного важнее чувствовать собственное настроение и сверяться с задачами на конкретный день. Когда идут съемки, ты порой буквально заставляешь себя пойти на очередную двенадцатичасовую смену, и это так же нормально, как встать бодрой и веселой в свой выходной и никуда не идти. Мое осознание, что я окончательно проснулась, наступает в момент, когда я начинаю замечать и оценивать поток мыслей в голове. 

Перед сном стараюсь устроить релакс: слушаю музыку, мантры, медитирую, зажигаю благовония. Мне гораздо важнее процесс засыпания, чем пробуждения. 

— Почему? 

— Потому что, засыпая, ты уходишь в период, который не контролируешь, не можешь настроить в моменте. Соответственно, к нему нужно подготовиться, чтобы сон был правильным и восстановил силы к утру.

— Какую роль в вашей жизни играют расписание и дисциплина? 

— Это контролируемый хаос, который я искусно делегирую своим помощникам. И, мне кажется, именно делегирование здесь играет ключевую роль — мне проще следовать намеченным планам, если я не сижу за их составлением часами и не переключаюсь между задачами, когда что-то меняется. 

— Неожиданный взгляд на делегирование. Мы чаще слышим от героинь, что оно дается с трудом. 

— Естественно, нельзя делегировать кому попало. Но я уверена в своей команде, и делегирование дает мне пространство для роста, хобби, новых мыслей и заботы о себе.

— Кстати о заботе. Как давно вы медитируете? 

— Где-то двадцать два года назад у меня был переломный момент в жизни. Мне повезло — именно в тот момент я встретила своих буддийских учителей. Тогда медитации и появились. 

— В чем вы видите их главный плюс? 

— Они помогли мне отказаться от хаотичности, лишней рефлексии и неконтролируемых чувств. Это не значит, что я стала холодным человеком, — просто теперь я больше владею эмоциями, чем они мной. Даже если злюсь, это управляемо и в этом есть элемент социальной игры, — а не так, что меня захлестывает гнев и я не могу остановиться.

— Как вы относитесь к возросшему тренду на осознанность, всевозможные курсы по тем же медитациям или йоге?

— Практики — это не учеба с блокнотиком, а образ жизни. Самое сложное — начать практиковать, а дальше медитация сама с тобой все делает, и этому не учат на курсах и в книжках. В нее нужно погружаться не только умом, но и телом, нарабатывать часы и как бы накачивать эту мышцу осознанности. Поэтому я не очень верю обещаниям «трансформации» после каких-нибудь курсов. Как невозможно накачать пресс за неделю, так и невозможно сказать, что за неделю медитация поменяет вашу жизнь, — и даже спустя двадцать два года я только в начале пути. 

— Многие ассоциируют осознанный образ жизни с отказами от лишних стимулов — условных соцсетей после девяти вечера. Такие привычки есть в вашей осознанности? 

— Ни в коем случае! (Смеется.) Я так много работаю, что мне нужны занятия, которые расслабляют. Я люблю социальные сети и не вижу ничего предосудительного в этом увлечении. Отключаюсь, если устану, но так как лично меня это расслабляет, не вижу ничего страшного в том, чтобы поскролить ленту даже перед сном.